Книги и видеопособия по воспитанию и развитию малыша

Я не верю в Современную Медицину. Я медицинский еретик. Цель моей книги – сделать вас еретиками .
Я не всегда был таким. Когда-то я верил в Современную Медицину. Во время учебы в медицинском институте я не стал глубоко вникать в проводившееся тогда исследование гормона DES (диэтилстилбестрол), потому что верил. Кто мог тогда заподозрить, что через двадцать лет мы обнаружим рак влагалища и аномалии развития половых органов у детей, матери которых принимали DES во время беременности?
Я должен сознаться, что не проявил подозрительности и по отношению к кислородной терапии недоношенных детей. Хотя насторожиться было от чего – в оборудованных по последнему слову техники отделениях для недоношенных полная или частичная потеря зрения отмечалась почти у девяноста процентов новорожденных с низким весом. В то же время в нескольких милях от нас в большой, но менее "продвинутой" больнице это заболевание – ретролентарная фиброплазия – встречалось менее чем у десяти процентов недоношенных. Я просил своих учителей объяснить этот феномен. И я верил им, когда они отвечали, что врачи в менее оснащенной больнице просто не могли поставить правильный диагноз. Через год или два было доказано, что причиной ретролентарной фиброплазии являлась высокая концентрация кислорода, подававшегося в инкубаторы. Материально обеспеченные медицинские центры чаще делали детей слепыми только потому, что у них было лучшее оборудование- самые дорогие и современные пластиковые инкубаторы, в которых весь подаваемый кислород обязательно поступал к ребенку. Однако в больницах победнее использовались старые модели – ванночки с неплотно прилегавшими металлическими крышками. Они давали такую утечку, что, сколько бы кислорода ни подавалось в инкубатор, этого было недостаточно, чтобы ослепить ребенка.
Я все еще верил в Современную Медицину, когда принимал участие в написании статьи об использовании антибиотика террамицина для лечения респираторных заболеваний у недоношенных. Мы объявили об отсутствии побочных эффектов. И действительно – их не было. Но наш эксперимент не был достаточно продолжительным, поэтому мы не узнали, что не только террамицин, но и другие антибиотики весьма эффективны для лечения этих заболеваний. Как не узнали также, что и террамицин, и другие антибиотики тетрациклинового ряда сделали зубы тысяч детей желто-зелеными и оставили отложения в костях.
Я также должен сознаться, что верил в лучевую терапию. Верил в ее эффективность при лечении увеличенных миндалин, лимфатических узлов и вилочковой железы. И я верил своим учителям, когда они говорили, что радиация, безусловно, опасна, но используемые дозы настолько малы, что не могут причинить никакого вреда. Много лет спустя мы обнаружили, что эти "абсолютно безвредные малые дозы", полученные пациентами десять-двадцать лет назад, дали богатый урожай в виде многочисленных случаев рака щитовидной железы. Я был поражен, когда некоторые из моих бывших пациентов вернулись ко мне с узлами в щитовидной железе: "Почему вы возвращаетесь ко мне? – думал я. – Ко мне, кто был виной произошедшего с вами?"
Теперь я не верю в Современную Медицину. Зато я верю, что, несмотря на все новейшие технологии, несмотря на то, что пациента снаряжают как астронавта, отправляющегося в полет на Луну, – самую большую опасность на вашем пути к здоровью представляет собой доктор Современной Медицины. Я верю, что лечение методами Современной Медицины редко бывает эффективным, но зачастую опаснее болезни, против которой оно нацелено.
Я верю, что эта опасность усугубляется еще и тем, что вредные процедуры применяются там, где вообще не требуется медицинского вмешательства. Я верю также, что, если более девяноста процентов врачей, больниц, лекарств и медицинских приборов исчезнут с лица земли, это тут же положительно скажется на нашем здоровье. Я уверен, что Современная Медицина зашла слишком далеко, применяя в повседневной практике методы, разработанные для экстремальных ситуаций.